Дело о длинноногих манекенщицах [= Дело о дочери мертвеца ] - Эрл Стенли Гарднер

– С помощью пули, кретин! Наш эксперт по баллистикеустановит, была ли эта пуля выпущена из револьвера, послужившего орудиемубийства. Если это подтвердится, то совершенно ясно, что из рук этой женщины выполучили орудие убийства. С другой стороны, если окажется, что эта пуля былавыпущена не из орудия убийства, то это доказывает факт подмены оружия в контореГарвина.

– Да… В любом случае я оказываюсь замешанным в этом деле.

– Разумеется. Все отлично сходится.

– Но как прикажете понимать, сержант: получается, что еслипуля была выпущена из орудия убийства, я виноват в сокрытии улик, а если небыла выпущена из него, то я все равно виноват? По-моему, это не слишкомлогично, а?

– Это все ваши старые штучки-дрючки! Как только мы начинаемрасследовать дело с применением огнестрельного оружия, вы ухитряетесь подсунутьлишний револьвер и начинается путаница с пулями, где сам черт ногу сломит!

– Ну и что?

– Это противозаконно, только и всего.

– Тогда в каком конкретно преступлении меня обвиняют?

– С обвинением не задержится, – пообещал Голкомб. – На этотраз вы прочно сидите на крючке. Вы слишком далеко зашли.

– Вы делаете мне честь, приписывая мне такую дьявольскуюизобретательность.

– Просто я разобрался в вашем методе. Так вот, повторяю:будете говорить, как все это случилось?

Мейсон отрицательно покачал головой.

– Если все расскажете, – пообещал Голкомб, – мы постараемсяпомочь. Если же будете молчать, мы заберем пулю, извлеченную из стены вкабинете Гарвина-младшего, и сравним ее с выпущенной из револьвера, которыйнаходился у вас, и тогда, будьте уверены, вы получите на полную катушку.

Делла Стрит многозначительно кашлянула.

– Пожалуй, – сказал Мейсон, – это смахивает на прямуюугрозу.

– Так оно и есть, – огрызнулся Голкомб.

– Отлично. Я все понял, но ничем не могу помочь. Единственномогу сказать, что подменой револьверов я не занимался. Насколько мне известно,револьвер, который молодой Гарвин вынул из своего стола, и есть то оружие,которое он передал Стефани Фолкнер.

Тем самым вы становитесь соучастником преступления иобвиняетесь сокрытии доказательств. Мейсон снова покачал головой.

– Очень сожалею, сержант, но я говорю чистую правду.

– Ну хорошо же, я предупредил. Вы сами напрашиваетесь нанеприятности. Умник!

С этими словами сержант резко развернулся и вышел изкабинета.

Убедившись, что Голкомб не собирается возвращаться, адвокатпристально посмотрел на свою секретаршу.

– Делла, ты отправилась за этой пулей?

– О Господи, шеф, – она сделала большие глаза, – с чего этовам взбрело в голову?

– Признавайся. По-моему, сержант Голкомб явился сюда, чтобыпопугать нас.

– А если бы я взяла ее на память, это было бы серьезнымнарушением?

– Это могло бы оказаться серьезным нарушением.

– А расскажи я вам все, вы могли бы попасть в оченьнеприятное положение, не так ли?

Мейсон с минуту размышлял, потом медленно произнес:

– Решай сама.

– Спасибо, – ответила Делла с наигранной скромностью.

Около половины третьего Делла Стрит вошла к адвокату имногозначительно произнесла:

– В приемной ждет младший.

– Гарвин?

– Он самый.

– Хочет меня видеть?

– Просто горит желанием.

– Как настроен?

– Судя по тому, как он держится, настроение не из лучших.Весь трясется от злости и чуть не лезет в драку.

– Тогда давай его сюда.

– Шеф, может, позвать Пола Дрейка или кого-нибудь изоперативников?

Мейсон покачал головой.

– Но молодой Гарвин – высокий и сильный мужчина, –настаивала Делла. – И вы сами понимаете, как это может отразиться на деле,которое вы ведете, если тут произойдет вульгарная потасовка.

– Проси, – повторил Мейсон, – надеюсь, он прислушается кголосу разума.

– Не похоже.

– Все-таки пригласи, постараемся все уладить. Если он увидиттут Дрейка, то подумает, что я боюсь. Это не годится. Я должен говорить с нимкак мужчина с мужчиной – начистоту. Думаю, я смогу прочистить ему мозги.

– Ну и пожалуйста, – недовольно заметила Делла, – но мне этоне нравится.

Через несколько секунд дверь широко распахнулась и молодойГарвин буквально ворвался в кабинет.

– Что это вы вытворяете, Мейсон? – закричал он с порога.

– Присаживайтесь, – спокойно предложил адвокат, – ипоговорим без эмоций. Прежде всего хотелось бы знать, из-за чего вы таккипятитесь?

– Мне тоже хотелось бы знать, ради чего вы пачкаете доброеимя моей жены?

– Я не понимаю, каким образом.

– Все понимают, а вы нет!

– В чем конкретно моя вина?

– По вашей милости она главная подозреваемая в деле обубийстве Джорджа Кассельмана.

– Каким образом?

– А таким. Это вы заставили меня передать Стефани Фолкнерэтот проклятый револьвер. Черт возьми, Мейсон, я так это не оставлю… Я требую,чтобы вы дали отчет в своих поступках как адвокат и как мужчина. И смотрите…если ваши объяснения не покажутся мне убедительными! Я просто разобью вашудурацкую башку, прежде чем выйду отсюда!

Мейсон бросил на молодого человека ледяной взгляд.

– И вы считаете, что многого этим добьетесь?

– Во всяком случае, я получу огромное удовольствие.

– Это может стоить вам сломанной челюсти, – холоднопродолжал Мейсон. – Но вопрос в другом: что от этого выиграет ваша жена? Выдаете повод газетчикам для того, чтобы расписать… наши недоразумения.

– Они и так все распишут.

– Нет, не осмелятся. Они не осмелятся печатать живописные подробности,если вы не сообщите им главное, к чему они уж добавят все, что в головувзбредет. Так что прошу спокойно сесть в кресло и рассказать мне обо всем. Несогласны – будьте любезны убраться отсюда и не мешать мне расхлебывать эту кашуодному!

Гарвин шагнул было к столу адвоката, нерешительноостановился, заметив в глазах Мейсона холодный блеск, отступил в сторону иприслонился к углу его большого стола.